Красота и покладистый нрав

Красота и покладистый нрав — главные качества дворянки XIX века. Для абсолютного большинст­ва женщин «карьера» и достижения в жизни исчерпывались замужест­вом, а для его успешности внешность имела опреде­ляющее значение (наря­ду со знатностью рода, конечно). Идеалы красоты разнились в зависимо­сти от круга, в котором вращалась дама. Канон «красивая равно здоровая плодовитая женщина» был популярен в деревне у помещиков среднего класса и адептов простой жизни, воспетой Львом Толстым. В столице же в тренде был образ богемной красавицы, дышащей тленом и вечно находящейся на волосок от смерти. Во второй поло­вине XIX века возникают зачатки феминистского движения: девушки начинают появляться на университетских лекциях, открываются Высшие женские курсы и становят­ся слышны робкие голоса тех, кто хочет добиться в жизни чего-то большего.

УХОД

Бледная кожа — это абсолютный, как бы сейчас сказа­ли, must для дворянки, будь она светской разбивательницей сердец или помещицей. Все просто: светлый тон означал отсутствие нолевых работ, ровный цвет лица — здоровье. Историк моды Ольга Вайнштейн цитирует женское пособие XIX века: для изничтожения вес­нушек авторы советуют смешивать молоко с бренди и соком лимона. А пигментные пятна удалять смесью щелочи и воды, дистиллированной из желчи молодых бычков, с добавлением соли. Тем, кто мог себе по­зволить готовое средство, предлагался миндальный крем: «Наши всегда стремились раздобыть что-ни­будь французское: что-то заказывали, плюс, многие ездили туда. В этом плане Россия не отличалась от других стран», — продолжает Ольга Вайнштейн.

«Благодаря развитию химической промышлен­ности появляются новые ингредиенты: вазелин и ла­нолин», — добавляет Анна Дычева-Смирнова, член правления Российской парфюмерно-косметической ассоциации. Однако ради замогильной бледности некоторые богемные дамы продолжали пить уксус и рассасывать свинцовые карандаши — правда, тогда красота в буквальном смысле оказывалась недолговечной.

МАКИЯЖ

Женщины дворянского сословия практически не красились: «Макияж как принцип ухода за собой не существовал в имперской России. Максимум, что могла себе позволить дама высшего света, — это припудриться», — гово­рит историк моды и автор книги «Красота в изгнании» Александр Васильев. Алые губы и яркий румянец были уделом дам полусвета, считались моветоном и обеспечивали злопы­хательство великосветских хейтеров.

Что было недопустимо в высшем обществе, то позволялось актрисам: «Избыток декора­тивной косметики считался вульгарным и, бо­лее того, служил признаком женщины легкого поведения. Единственное, что легитимизиро­вало косметику, было подражание актрисам. Для них это считалось незазорным. При этом многие были связаны с высшим обществом (парихмер, Ольга Книппер-Чехова), и так ма­кияж проникал в дворянскую среду, особенно в круг интеллигенции. Но сильно краситься все равно было дурным вкусом, девушка мог­ла скомпрометировать себя», — рассказывает Ольга Вайнштейн.

Среди «разрешенных» бьюти-ередетв лидирова­ла пудра. Маее-маркет версии делались из рисового порошка, люксовые — из жемчужного (но сути, это был хайлайтер). Почти так же, как гладкая ровная кожа, ценился румянец. И снова за нруфами обраща­емся к литературе: «Нежно играющий румянец» Оли Мещерской («Легкое дыхание»), «щеки <…> загорели <…>, как у ребенка» Лизы Калитиной («Дворянское гнездо»). За этот эффект отвечали маски из клубни­ки, или, что менее романтично, из бадяги: «Усиливая кровообращение, она вызывала легкое покраснение щек», — объясняет Анна Дычева-Смирнова.